Оливье потерял сознание. Филипп закрыл глаза, его вывернуло.
Когда Филипп пришел в себя и открыл глаза, то увидел, как епископ зубами оторвал кусок сердца и с удовольствием начал жевать его. Женщина приподнялась, протянула руку, схватила оставшуюся часть сердца и жадно запихала себе в рот. Она долго жевала жесткую мышцу, прежде чем проглотить.
У подножия возвышения дрались из-за останков: каждый хотел попробовать. Высокое пламя костра, ужас того, что они видели, заставили обоих зрителей подумать, что они умерли и что перед ними разверзся ад.
Одна женщина, сбитая с ног, упала в пылающий костер и через мгновение превратилась в живой факел. Никто не попытался помочь ей. Когда она сделалась бесформенной дымящейся тушей, некоторые подошли, потыкали рогатинами. Потом они уселись и тесаками стали разрезать на части неожиданное жаркое. Когда все наелись и снова выпили горячего питья, пение и пляски возобновились.
На помосте епископ служил нечто вроде мессы. Когда должно было последовать целование дискоса, он вытащил свой член и начал онанировать, не спуская глаз с живота женщины. Он долгой струей изверг семя, которое тут же собрали в дароносицу. Епископ освятил эту смесь, причастился, причастил женщину, потом, передав дароносицу монаху, совокупился с женщиной. Это был знак к заключительной части шабаша. Часовые, расставленные там и здесь, покинули свои посты.
Филипп взвалил себе на плечи Оливье, все еще не пришедшего в сознание. Надо было как можно скорее уйти из этого проклятого места. Не сделав и нескольких шагов, Филипп остановился, обернулся. Костер, воткнутые в снег факелы освещали копошащихся существ, совокуплявшихся в самых непристойных положениях. Женщина встала. Ее распущенные длинные и светлые волосы были выпачканы кровью и испражнениями. Похотливые движения сотрясали ее тело. Женщина закружилась… на ней больше не было вуали… она смеялась! Филипп уронил Оливье и упал на колени.
Падение привело трубадура в себя.
— Боже мой, я думал, что вижу ужасный сон, — пробормотал он. — Как возможен такой ужас? Как женщина может есть сердце ребенка? Эта женщина, там…
Нет, на сей раз это был действительно ужасный сон! Оливье взял горсть снега и смочил лицо. Нет, ему не привиделось: если он в этом еще сомневался, то рыдания друга подтверждали действительность того, что они увидели.
Оливье помог Филиппу подняться и дотащил его до товарищей, спрятавшихся во рву, скрывавшем от них ужасное зрелище. Но того, что они слышали, было достаточно, чтобы поверить, будто они и в самом деле у врат ада. «К счастью, они ничего не видели», — подумал Филипп.
Ведя под уздцы лошадей, все молча удалились.
Но еще долго смех Ирины звучал под темными сводами санлиского леса.
После убийства сына ненависть Ирины к королеве как будто улеглась. Молодая любовница дала своему Раулю выпить жидкость, собранную в священный сосуд. Результат не заставил себя ждать: любовник воспылал к Ирине. Несмотря на снившиеся ей по ночам кошмары, она была совершенно счастлива. Прошли месяцы, в течение которых ничто не омрачало отношение к ней графа.
Анна, будучи снова в положении, проводила большую часть времени в своем любимом замке Санли. Она занималась воспитанием детей и особенно занималась школой, строительство которой только недавно закончилось.
Зимой 1056 года у нее родилась дочь, вскоре умершая. Но была для Анны еще более тяжелой потеря Молнии. Печаль ее величества была так велика, что даже Генрих обеспокоился.
А Филипп… Что с ним стало? Месяцами она ждала от него знака, письма. Ничего! Анна не могла поверить, что он ее забыл и полюбил другую. Несмотря на расстояние, которое должно было сейчас их разделять, Анне казалось, что он где-то совсем близко. Это были безумные мысли. Однако часто возникало очень сильное впечатление, будто взгляд Филиппа остановился на ней; тогда она поднимала голову. Но нет, никого; только привычные лица.
Дорогой Филипп, как ей его недоставало, несмотря на все! Королю не удалось заставить ее забыть того, кого в глубине сердца Анна продолжала называть Векшей. Елена, понимавшая силу этого чувства, никогда не напоминала о молодом дружиннике Великого князя Киевского.
Адель Фландрская, чья привязанность к Анне все увеличивалась, искала средства разогнать эту печаль. Политические обстоятельства предоставили ей случай. Норвежский король Геральд приехал навестить графа Фландрского, чтобы поговорить о возможностях возвращения в Англию Эдуарда Этелинга, последнего прямого наследника короля Этерреда. Геральд возражал против возвращения, несмотря на согласие германского императора, и хотел, чтобы Бодуэн принял его сторону. Графиня добилась от мужа, чтобы он побудил норвежца приехать с королевой Елизаветой.
Когда Елизавета Киевская высадилась вместе с Геральдом Норвежским в порту Брюгге, у нее был хмурый вид. Устав от морского путешествия, она с нетерпением ожидала, когда епископ Брюггский, граф и представители разных гильдий поприветствуют ее. Наконец приблизилась графиня в сопровождении очень изящной молодой женщины. Елизавета рассмотрела платье из тяжелого синего бархата, с расшитыми рукавами, отделанными мехом. Платье было наполовину скрыто великолепным плащом из лисиц, так похожим на ее собственный… Изящная дама остановилась в нескольких шагах, прижав руки в зелено-красных кожаных перчатках к груди. Елизавета бросила на Адель озадаченный взгляд.
И вдруг все увидели, как королева Франции и королева Норвегии, приподняв плащи, одновременно бросились навстречу друг другу.