Под небом Новгорода - Страница 5


К оглавлению

5

— Звук твоего голоса доказывает твою искренность. Дозволь, я обниму тебя.

Анна с готовностью прижалась к нему.

— Ты все такая же красивая, как и была тогда, когда я видел тебя в последний раз. Ты была ведь еще ребенком, я хорошо помню твои румяные щеки, твои рыжие волосы, помню, как ты возвращалась вместе с отцом с охоты. Этому французскому королю очень повезло; он берет в жены самую красивую девушку нашей земли!

Тело Анны напряглось, и это движение не ускользнуло от слепца.

— Тебе что же, не нравится замужество? — спросил он, понизив голос. — Если что, прикажи только, и я стану твоим защитником, не позволю тебя силком выдавать.

— О нет, нет, великий Вышата, я очень счастлива…

— Тогда забудем горести и выпьем за будущую королеву Франции! — воскликнул он. — Не будем омрачать последние часы Анны среди нас рассказами о наших поражениях, — пробормотал воевода, повернувшись в сторону Новгородского князя.

— Воевода Вышата прав, — сказал Владимир, поднимая чашу. — Выпьем же за венчание и за славу сестры нашей.

Все подняли кубки и выпили за счастье Анны, которая только лишь пригубила вино из своей чаши.

А потом началось пиршество, сопровождаемое выступлением музыкантов, ручных медведей, плясками, борьбой. Вина, привезенные из Византии, погружали гостей в веселое опьянение, делавшееся все более шумным.

Анна утомилась и незаметно выскользнула из-за стола.

Глава третья. Векша

На новгородских укреплениях ночь была великолепна, воздух тепел и наполнен пряным ароматом. Анна с наслаждением вдохнула сладкий запах мяты и тины. Луна освещала озера, болота, величественную реку, — все такое родное, такое знакомое. Братья и сестры предпочитали Великий Киев, возведенный Ярославом по образцу Царьграда. Странники говорили, что тринадцать куполов и приделов Святой Софии по своей гармонии могут соперничать с соборами византийской столицы.

Из месяца в месяц многочисленные живописцы и скульпторы украшали храм, чередуя традиционные религиозные сцены с картинами охоты, рыбной ловли и игрищ. Анна и ее сестры даже как-то позировали греческому художнику, который начал писать на стене здания большую фреску, представлявшую Великого князя с семьей.

Больше всего Анне нравились богатые дичью леса, окружавшие Киев. На охоте она никого не боялась. Отважная всадница, она не имела равных в выслеживании волков, оленей или вепрей. В Киеве еще помнили, как она со сломанным копьем стремительно гналась за раненым зубром, заблудившимся в лесу, далеко от своей долины. Обезумевшее от боли животное вдруг напало на ее коня и распороло ему брюхо. От мощного удара княжна вылетела из седла и ударилась о дерево. Несмотря на полученную рану, она вскочила, сжимая в руках длинный кинжал, повернулась лицом к чудовищу. Спаслась Анна только лишь благодаря смелости молодого воина из отцовской дружины. Она до сих пор хорошо помнила, как он вскочил на спину дикого зверя и нанес ему множество ударов ножом, прежде чем перерезать зубру горло. Ярослав щедро одарил своего дружинника, а Анна сделала его постоянным своим товарищем по охоте.

Воспитывалась Анна вместе с пятью братьями. Она нередко принимала участие в их играх и занятиях, не чувствуя различия между собой и мальчиками. Тем труднее пережила она день, когда мать ее, Ингигерда, объявила о намерении держать дочь взаперти на женской половине, чтобы научить Анну вышивать, прясть и вести себя как подобает девушке ее сана. Запертая в обществе сестер, матери, множества прислужниц, мамок, сенных девок, она слушала предания, которые рассказывали старшие из женщин длинными зимними вечерами. Тогда большую горницу, которая была согрета ярко горящими дровами и на полу которой были разложены мягкие подушки, ковры и меха, горницу эту заполняли древние божества русичей, их духи. Был среди них Перун, грозный бог войны и грома с золотым ликом и серебряными усами, которому русские князья и их свита приносили клятвы и — реже — даже жертвы. Слушательницы вздрагивали, внимая рассказам о его гневе. Им был милее Сварог, бог солнца и огня, которого некоторые рассказчицы называли «небесный ходок». Волос, одновременно бог поэзии, скота и золота, бог-прорицатель, был то добрым богом, то строгим (когда вступал в союз с Перуном). Мокошь, более привычная, но не всегда благожелательная богиня, ведала домашними работами и прядением. И наконец, все поклонялись водным богиням-русалкам, которых на Руси очень любили и с которыми пастыри все никак не могли покончить. Божества населяли леса, озера, жили в домах, где морочили людей, прятали вещи, мешали влюбленным. В жарко натопленной горнице под снисходительным взглядом Ингигерды звучали смех и радостные возгласы. Анна смеялась вместе с сестрами, но очень легко засыпала с прялкой в руках и видела во сне охоту и бешеную скачку. Иногда Анна убегала в палаты к отцу. Покои отца были заставлены книгами и произведениями искусства.

Страстный любитель чтения, он проводил большую часть времени в своей библиотеке в обществе толмачей, писавших миниатюры художников, переписчиков, поэтов, историков. Ярослав говаривал: «Книги как реки, которые дают влагу всей земле; это источники мудрости».

Отец и дочь читали не только Священное писание и труды отцов Церкви, но также хроники и переведенные с греческого или болгарского языков повествования.

Мать Анны и ее сестры, а также Елена подшучивали над девушкой: уж очень Анна любила бывать в обществе убеленных сединами ученых, которыми Ярослав окружал себя, а также в обществе старцев (от которых, по словам Елизаветы, пахло козлом и ладаном). Самым тяжелым был запах, исходивший от ученого монаха Иллариона, — приближение которого, к счастью, чувствовалось издалека.

5